Я хочу счастливый брак! А Вы?

[vadimv]

06.10.2015 в 11:51, irishka сказав:

Ха, а где у мужика гарантия, что жена не уйдет в один прекрасный момент к более умному и успешному мужчине?

Наоборот, существует примерно 90% гарантия того, что она уйдет

25.10.2015 в 14:37, irishka сказав:

После 30 девушки спрашивают :"А МОЗГ у него есть?!"

В любом возрасте первое, что они спрашивают: "А БАБЛО у него есть?!"

25.10.2015 в 19:00, medovik сказав:

 А муж в этом время становится "козлом" с другими женщинами, ведь дома ему неинтересно. И начинается другая сказка. Что на это скажете?

Скажем, что брак – заведомо бесперспективное занятие для немоногамного животного.

21.01.2016 в 12:05, Toxa@ сказав:

-чому при знайомстві в мережі перше запитання "ким працюєш/ де працюєш"?

Тому що головне, що цікавить жінок – наскільки статусним і ресурсним є чоловік.

21.01.2016 в 12:05, Toxa@ сказав:

-звідки такі стереотипи що хлопець/ мужчина повинен щось дарити?

А друге, що їх цікавить – наскільки його ресурсами вдасться поживитися.  

23.01.2016 в 15:09, Sass сказав:

Скажите на милость, разве жена должна обращаться с просьбой купить себе одежду или обувь ?

Никто никому ничего не должен. Нужна тебе одежда и обувь – заработай себе денег и купи. Не инвалид жеж и не ребенок.  

26.03.2017 в 17:18, bambino сказав:

То есть бабам крышу напрочь не сносит никогда?

Регулярно сносит каждый месяц, в середине цикла.  

14.11.2017 в 22:50, Leon сказав:

Оказывается, даже птички, образующие пожизненные моногамные пары, друг другу изменяют. Ну ладно люди, но птички-то чего такие мрази?

Просто эволюция, ничего личного  

31.07.2018 в 13:39, Lana_CK сказав:

что бабы вкладывают в свою красоту? да еще со времен Клеопатры) и раньше

Причем не просто от нефиг делать, а чтобы закадрить Цезаря или еще какого-нибудь высокорангового мужика вроде Марка Антония  

31.07.2018 в 14:21, Консильери сказав:

Даже в плане женско-мужских отношений считаю гораздо полезнее "Не рычите на собаку"...

Циничные откровения бабы-манипуляторши о том, что она дрессирует своих мужа, детей и родителей, как животных.  А если те не поддаются дрессировке – она их усыпляет, как свою кошку. Отличная книга, открывающая темные глубины женской психологии и садизма )  

01.08.2018 в 13:15, 988888 сказав:

Щас не девчата а звери дикие .

"She's a hunter, you're the fox... beware of that flashing in her eyes" © Ace of Base, 1992 год…  

02.08.2018 в 09:03, 988888 сказав:

От шо интересно: откуда берутся ушлёпки с которыми ты разводишься и куда деваются "моя половинка" на которой ты женишься/выходишь замуж :D?

Их сжирает ДНК  

03.08.2018 в 12:08, nataliko сказав:

И что самое печальное и обидное для вас... как только вы дадите ему свободу, он скорее всего возьмет себя в руки и станет меньше пить, начнет вести более интересную жизнь, но не с вами(((

И что самое интересное – сами бабы понимают, насколько токсична их компания для мужа ) И даже сами об этом пишут )) И печально и обидно им только то, что без них мужику лучше )))   

15.08.2018 в 17:03, Консильери сказав:

Так а что все-таки было раньше: курица или яйцо?

“Курица – это всего лишь способ, которым одно яйцо производит другое яйцо” ©  

29.08.2018 в 10:33, Leon сказав:

Один неудачный брак - это и есть тот груз опыта, который позволил ему возомнить себя гуру?

Не нравится один – можно обратиться к Докинзу, у которого 4 брака )

[vadimv]

Зараз буде лютий треш від Сапольського, знервованим і вагітним краще не читати...

Прихований текст

Преступления в детской

Дженнифер Буш, похоже, катастрофически не везло со здоровьем. Девочка болела с младенчества — тяжелые сочетанные поражения упорно сопротивлялись лечению, калеча ее пищеварительную систему и мочевыводящие пути. Иммунитет, видимо, тоже был нарушен — несмотря на нормальное число белых кровяных телец, в кишечнике и мочевом пузыре не раз
обнаруживались бактериальные инфекции. К девяти годам Дженнифер госпитализировали более двухсот раз, она перенесла сорок операций, в частности удаление желчного пузыря, аппендикса и части кишечника. И никак не выздоравливала. Ее страдания долго оставались загадкой — которую в итоге разрешили не врачи, а полиция.

В апреле 1996 года мать Дженнифер (которая собирала через прессу деньги на оплату огромных счетов за лечение дочери) была арестована. Расследование полиции и сотрудников опеки во Флориде, где жили Буши, показало, что причиной стойких инфекций у Дженнифер были не гены и не патогены. Своими симптомами девочка, похоже, была обязана собственной матери. Невероятно, но, согласно обвинениям, по которым ее в итоге приговорили, мамочка добавляла фекалии в пищевые зонды Дженнифер. Плюс она неплохо поколдовала, увеличивая суммы в счетах. Вероятно даже, что обращение к Клинтонам с просьбой о помощи, написанное крупным детским почерком, — произведение нанятого ее матерью автора.

Ужасно, кровь стынет в жилах. И такое расстройство родительского поведения настолько распространено, что квалифицируется как синдром.

Чаще всего этот феномен называют синдромом Мюнхгаузена по доверенности. В 1951 году психиатр Ричард Ашер описал необычное расстройство, при котором люди выдумывали симптомы заболевания, чтобы добиться внимания врачей. Его подвиды уже были замечены и поименованы — например, laparotomorphilia migrans (фабрикация симптомов, приводящая к операции), neurologia phantastica (фабрикация неврологических симптомов) и haemorrhagica histrionica(самоиндуцированная потеря крови). Ашер, подчеркивая их общность, дал им единое название — синдром Мюнхгаузена (в честь барона Карла фон Мюнхгаузена, немецкого солдата XVIII века, известного небылицами о своих приключениях). Затем в 1977 году британский педиатр Рой Медоу из Сент-Джеймсской университетской больницы в Лидсе обозначил синдром, при котором родитель вызывает те или иные симптомы у ребенка, назвав его, что логично, синдромом Мюнхгаузена по доверенности (МПД).

МПД поражает, ошеломляет социальной сложностью расстройства, тем, что непостижимое поведение родителя обычно успешно продолжается при невольном содействии медицинских работников. Но, даже если не углубляться в это, сами по себе случаи МПД — богатая пища для ночных кошмаров.

В наименее насильственных вариантах МПД родитель просто подтасовывает анализы ребенка. Статья Медоу описывает случай шестилетней девочки, которую госпитализировали с кровью в дурно пахнущей, кишащей бактериями моче — предположительно, из-за тяжелого заражения мочеполовой системы. Врачи из предыдущих больниц осмотрели ее и, зайдя в тупик, направили к экспертам. Начались странности. Утром ее осаждал один тип бактерий. К вечеру те бактерии были побеждены, но на их месте оказывались другие. Еще удивительнее было то, что в дневном анализе могло вообще не быть бактерий. Ребенку давали все более сильные лекарства, все впустую — инфекция не отступала. Внимательные медсестры заметили закономерность: бактерии в анализах обнаруживались только тогда, когда собрать анализ мочи помогала мать, — эту особенность Медоу отметил в своей статье. Наконец, химический анализ показал, что кровь в моче девочки — это менструальная кровь матери.

Но настоящие ужасы начинаются, когда родитель вмешивается в процессы в организме ребенка. Некоторые МПД-родители вызывали у детей загадочную сыпь, втирая в кожу едкие вещества. В другой истории болезни мать двухлетней девочки разбила ей щиколотки так, что началось тяжелое воспаление, которое потребовало вскрытия и дренажа, после чего она поддерживала заражение этой области, втирая в швы землю и кофейную гущу. Дуглас Шнайдер, кардиолог-педиатр из Университета Цинциннати, и его коллеги сообщили о еще более насильственном случае. Большинству родителей сироп ипекакуаны известен как неприятное, но необходимое средство, чтобы срочно вызвать у ребенка рвоту, если он проглотил что-то ядовитое. Но одна мать насильно поила пятилетнего сына ипекакуаной, вызывая тяжелую рвоту и понос. Насторожившиеся медсестры нашли бутылочки ипекакуаны, спрятанные в больничной палате, в кармане пальто матери. После этого рвота волшебным образом прекратилась и ребенок выздоровел, отделавшись поражением сердца (возможный побочный эффект применения ипекакуаны). В отчете описан еще один случай, когда умер трехлетний ребенок, которого с рождения рвало 6–8 раз в день.

Медоу в своей изначальной статье описывал и такой случай: малыш с серьезными и продолжительными нарушениями солевого баланса — избытком натрия в крови с самого рождения. Как обычно, все налаживалось, когда рядом не было матери. Она получила медсестринское образование и умела обращаться с желудочным зондом для кормления — оказывается, она насильно пичкала сына солью. Он умер, пока социальные службы организовывали для него опеку. Эдвард Сефериан, педиатр из Чикагского университета, сообщает о воистину кошмарном недуге: тело шестилетнего мальчика было заражено целой армией бактерий. Это был редкий, озадачивающий случай, нечасто можно встретить ребенка с настолько подавленным иммунитетом, чтобы в теле развивался полимикробный сепсис. Тайна оказалась еще глубже — иммунная система ребенка не была подавлена, она прекрасно работала. Но кровь захлестывали все новые волны бактериальной инфекции, жар не спадал, никакие антибиотики не действовали. В какой-то момент у сотрудников больницы возникли подозрения, добавил информации и отец ребенка — все указывало на мать, которая стала завсегдатаем палаты и помогала внутривенно кормить ребенка. Раньше она работала санитаркой и знала больничные порядки. В итоге обнаружилось, что мать вводила своему ребенку в кровь фекалии.

Вот методы, доступные МПД-родителю: кровотечение можно имитировать, добавив кровь извне, или вызвать достаточным количеством противосвертывающих средств, которые превратят каплю в поток. Судороги можно вызвать, многократно зажимая сонную артерию на шее. Состояние оцепенения от подавления центральной нервной системы наступает после уколов инсулина. Остановку дыхания (апноэ), которая будет убедительно смотреться на мониторах, можно вызвать частичным удушением. Понос легко спровоцировать слабительными или солевым отравлением, рвоту — средствами вроде ипекакуаны.

А вот самые распространенные лекарства и яды, которыми насильно пичкают детей, чтобы вызвать симптомы: противосудорожные, опиаты, транквилизаторы, антидепрессанты, соль, антигистаминные средства — и, конечно, бельевой отбеливатель.

Стандартный вредитель — в большинстве случаев мать (и это происходит достаточно часто, чтобы дальше писать только о матерях, как если бы это был единственный вариант — просто для удобства объяснения). Стандартная жертва — младше шести лет и точно не в состоянии рассказать, что, когда рядом никого нет, мамочка вкалывает ребенку тщательно очищенную суспензию собачьего дерьма. Среднее время между поступлением ребенка в медицинские учреждения и обнаружением правды — пятнадцать месяцев: достаточно, чтобы тяжелые и стойкие симптомы заставили врачей провести множество обследований и анализов, для курса лечения, для повторного курса более мощных лекарств, для третьего курса какого-нибудь нового экспериментального препарата, для пищевых зондов, дренажных трубок, переливаний, катетеров, клизм, капельниц и бесконечных уколов, даже для многократных наркозов и операций. А смертность приближается к 10%.

Мы пытаемся ухватиться за подобие понимания, найти этим непотребствам хоть какое-то объяснение, словно МПД — безумная разновидность чего-то отдаленно знакомого. Но многие из возможных объяснений не работают из-за того, чем МПД не является. Это не жестокое обращение с детьми в «обычном» (прискорбно, что это слово здесь понятно) смысле, как, скажем, избиение ребенка. В таких случаях преступник, как правило, усиленно старается избегать внимания со стороны представителей здравоохранения, в отличие от МПД. Это не какое-нибудь материнское тревожное расстройство, когда мать настолько патологически обеспокоена здоровьем ребенка, что фабрикует симптомы, благодаря которым ребенок окажется в безопасности медицинского учреждения. Таких тревог не обнаруживается. Это не та «смертельная забота», при которой материнская тревога о здоровье ребенка включает боязнь и избегание медицинской системы. Это и не «маскарадный» синдром, когда мать лжет о здоровье ребенка, чтобы не отпускать его в школу: в таких случаях ее мотив — продлить период заботы, отложить момент, когда ребенок станет независимым; здесь, как правило, мать и ребенок — соучастники и нет риска реальной болезни.

Отмечается также, что к МПД не относится бредовая, но искренняя убежденность родителя, что ребенок болен. Родитель не верит, что младенец каким-то образом по нескольку раз в день глотает яд. Родитель не верит, что отбеливатель, периодическое удушение и фекалии под кожей изгоняют дьявола. Голоса в голове не нашептывают родителю вызвать припадки у ребенка.

И наконец, МПД не имеет отношения к манипуляции ради материальной выгоды: чтобы мать в слезах могла умолять хозяина съемной квартиры простить задержку оплаты — у нее как-никак ребенок опять болеет. Даже если тут вообще возможна материальная выгода, в лучшем случае — это вторичный мотив.

Так что же это за болезнь? В семьях с МПД мужа обычно нет или он далеко, и Медоу рассуждает, что в последних примерах искусственно созданная драма, в частности, нацелена на то, чтобы привлечь равнодушного мужа. Еще одна подсказка: в историях болезни упоминается, что примерно половина МПД-преступниц имела какую-то медицинскую подготовку. Технические навыки и знание больничной культуры — необходимое условие для некоторых видов подлога. Медоу заметил закономерность, о которой позже сообщали и другие: у большинства этих матерей медицинская карьера не сложилась — это бывшие студентки-медсестры, которые не справились с учебной нагрузкой, или фельдшеры, уволенные за эмоциональную неустойчивость. Как пишет Медоу, «можно было бы предположить, что некоторые [из МПД-матерей] были полны решимости одолеть систему, которая одолела их».

Но центральная, определяющая мотивация при МПД — это желание полностью включиться в медицинскую систему. «Больницы могут быть сильным (и опасным) пристрастием», как выразился Медоу. МПД-матери посвящают все свое время болезни ребенка и неделями не покидают палату. Медицинские работники поначалу видят в них святых, жертвующих собой. Те, в свою очередь, испытывают ощущение безопасности и комфорта, почти чувственное удовольствие от внимания, от возможности заботиться и получать заботу, от принадлежности к социальной общности.

Эта включенность в больничное устройство представляется не просто как неустанное дежурство при хвором ребенке. Мать быстро нащупывает пути в сообщество сотрудников больницы. Она становится типичным «штатским» в палате: социальные навыки манипуляции для этого нужны даже больше медицинских умений, которыми обладают многие МПД-матери. Такая мать обычно осыпает сотрудников больницы комплиментами, она благодарна, признательна, старается дипломатично дать понять, насколько все здесь лучше и способнее, чем эти неумехи из прошлой больницы. Уже через несколько дней она является с домашним печеньем для ночных дежурных (в «элитной» версии одна МПД-мать оказалась главным сборщиком пожертвований для детского отделения больницы). Вскорости мать уже знает все дни рождения и приходит с подарками, на грани слишком личных. Она становится доверенным лицом, выслушивая любовные истории медсестер, сочувствует родительским тяготам. Она разбирается в интригах и конфликтах сотрудников, тихонько давая каждому понять, на чьей она стороне — на его, конечно. Она понимает. Она понимает, какие грубости нередко приходится терпеть медсестрам от докторов. Она понимает неуверенность и давление, под которым приходится работать молодым врачам. Ее способность выслушивать чужие проблемы действительно впечатляет — ведь у нее своих немало. «Знаешь, который из детей ее? Да, тот, тяжело больной. Удивительно, какая сильная и великодушная женщина...» Она даже больше, чем негласный талисман палаты. Половина сотрудниц считает ее новой лучшей подругой, половина сотрудников надеется затащить в постель. Все отделение очаровано и готово из кожи вон лезть, чтобы помочь ее ребенку с загадочной болезнью, готово потакать желанию матери быть в гуще событий при любых медицинских процедурах, готово подавить малейшие сомнения как абсурдные и недостойные[19].

Это сложное сооружение из манипуляций, способность МПД-матери внедриться в сообщество сотрудников больницы оборачивается жестокой ловушкой, когда кто-то начинает догадываться, что здесь что-то не сходится. Течение болезни ребенка начинает вызывать подозрения. Или, возможно, идеальная мать, в отличие от медсестер, не выглядит особенно встревоженной за ребенка. Кто-нибудь наконец может заметить, что рвота, заражение, высокая температура возникают только в присутствии матери. Или кто-нибудь заглядывает в палату ребенка и краем глаза успевает увидеть, что мать что-то делала за занавеской с брыкающимся, рыдающим ребенком. «Сыщиком», скорее всего, станет одна из старших медсестер, которая немало повидала и пациентов, и их семей. Это будет кто-то с прочной защитой от «пограничника», кто не ищет на работе лучших друзей, которым можно изливать душу. Это будет кто-то деловой и строгий, лишенный всяких сантиментов — и не самый любимый другими сотрудниками.

Скептик высказывает свои подозрения, и отделение взрывается несогласием: большинство сотрудников набрасывается на скептика. Ведь обвиняют их нового друга, самую преданную мать, которую они когда-либо видели. Терри Фостер, явно закаленная в боях старшая медсестра, пишет в медсестринском журнале RN, что подобные манипулятивные личности могут расколоть целый коллектив. Большинство медсестер не знает об этом типе расстройств, не может представить, что такое возможно, это противоречит сути их профессии — заботе. Доктора, которые обычно искушены в вопросах психологии не больше подростков-волонтеров, считают, что обвинения, исходящие от резкой и непопулярной медсестры в адрес этой обходительной преданной женщины — полный бред. Фостер пишет, что доктора даже не являлись на специально созванные собрания сотрудников.

Как подобным матерям постоянно удается выходить сухими из воды, что нередко приводит к смертельному исходу? Отчасти немалую роль здесь, очевидно, играет пограничный стиль. К тому же во многих педиатрических отделениях родителей поощряют проводить там как можно больше времени, активно участвовать в медицинском уходе — обычно это хорошо, но открывает дорогу волкам в материнской шкуре. Отчасти дело в том, что врачи падки на экзотические сложные случаи, где можно проявить себя: они перестают видеть лес за деревьями, создают медицинскую систему, которая, по словам австралийских педиатров Теренса Дональда и Джона Джурейдини, «специализирована, ориентирована на расследование, зачарована редкими заболеваниями, часто не замечает злоупотреблений и слишком доверяет истории болезни со слов».

Но есть причина и помрачнее. К тому времени, когда начинаются обвинения, каждый медицинский работник, хоть и невольно и по незнанию, успевает стать соучастником того, что делалось со здоровым ребенком. Инъекции, заборы крови, дренаж, клизмы, операции. Удерживание рыдающего, испуганного ребенка для процедуры. Боль. «Все для блага ребенка». И все зря.

Дональд и Джурейдини пишут о «системных» аспектах МПД с особой прозорливостью. В научной литературе непонятно, описывает ли название МПД преступницу-мать или жертву-ребенка, — многие пишут так, будто диагноз плавает между двумя участниками. Дональд и Джурейдини только усиливают ощущение плавающего смысла. МПД «лучше всего описывает комплексное взаимодействие по крайней мере трех лиц — родителя, ребенка и врача» (курсив авторов). Формальное определение МПД требует ненужного лечения со стороны
медицинской системы. Учитывая то, что сомнения возникают не сразу, самым заботливым врачам, кажется, невозможно не чувствовать себя запятнанными и виноватыми. И в силу этого МПД, похоже, диагноз, который хочется ставить меньше всего.

Наиболее странные и занимательные отклонения человеческого поведения — извращенная форма наших сильных эмоций. У каждого из нас бывают моменты воображаемого насилия, кровавые фантазии животной агрессии. Тем необъяснимее для нас преступник, убивающий с хладнокровием рептилии. Все мы знаем теплое лимбическое сияние любви. Тем сильнее мы отшатываемся от Джеффри Дамера[20], когда вдобавок к убийствам, расчленению жертв и людоедству он признается еще и в любви к ним.

И все мы что-то знаем о материнстве, которое здесь извращается самым пугающим образом. Как они могли творить такое, как могли проделывать это со своей собственной плотью и кровью?

И здесь мы возвращаемся к тому, с чего началась эта глава, — к исследованию, каковы границы (и существуют ли они вообще) родительского понятия «их собственного». Иногда преступники кажутся совершенно бесчеловечными эксплуататорами. Они жаждали внимания медицинской системы и обнаружили, что больной ребенок — отличный входной билет. При аналогичном вознаграждении МПД-матери точно так же врали бы ветеринару о недугах золотых рыбок или работникам Sears[21] — о сломанном радио. Ребенок — объект, ребенок — пешка. В этих случаях преступный характер действий значительно перевешивает предполагаемую болезнь, скрывающуюся за этими действиями.

Но в некоторых случаях все обстоит намного сложнее. Несколько исследований показали, что большинство МПД-матерей и сами страдают синдромом Мюнхгаузена. Возможно, мать излечилась от своего Мюнхгаузена, когда родился ребенок, — и переключилась на ребенка. Возможно, Мюнхгаузен начался как раз тогда, когда выявили и пресекли МПД. Возможно, они сосуществуют и начинаются, когда мать вредит обоим, будучи беременной. Медоу пишет о случаях фактической «передачи» поддельных симптомов между матерью и ребенком.

Эта картина кардинально отличается от той, в которой ребенок уподобляется сломанному радио. Здесь мы видим крайне болезненное глубокое переплетение матери и ребенка, полное крушение границ личности, патологическое восприятие ребенка как продолжения родителя, путаницу в том, что есть твоя собственная плоть и кровь.

И больше всего в МПД пугает именно это переплетение: в нем брезжит что-то знакомое. И Медоу, и Марк Фельдман (психиатр из Университета Алабамы) проводят параллели между МПД и менее явными нарушениями границ «Я», которые бывают у всех родителей: неуверенность в том, в какой мере ребенок — сосуд для твоих ценностей и убеждений, надежд и разочарований. Когда вы впервые держите на руках своего ребенка, когда вы осознаете, что это человек, который надолго вас переживет и который отчасти, возможно, повторит ваш путь, — в этом так много необъяснимого.

Отакий він, "материнський інстинкт"...

Змінено 1 година тому користувачем vadimv

[Бездомный]

В 31.07.2018 в 16:51, istigare сказал:

 

 

а Вы думаете, что если дама прошла все круги ада она пост-фактум учится делать мч счастливым? Особенно моложе себя.....я думаю с тем кто моложе сложнее .....и с каким стажем те истории ? (к-во вместе прожитых лет )

не треба  піхвоту  з того стану витягувати - очікувати  вдячностиі від піхвоти - безглуздо , піхвота сприймає те як належне

Змінено 3 години тому користувачем Бездомный

[Бездомный]

піхвота , така піхваота👍

 

Змінено 3 години тому користувачем Бездомный